Начало Средиземноморской операции
В 1796 году на Российский престол вступил Император Павел I.
Это было время, когда революционная Франция обратилась к
завоеванию и порабощению соседних держав. Вице-адмирал Ушаков получил приказ
привести в боевую готовность Черноморский флот.
Еще в самом начале 1798 г. русскому правительству стало
известно, что во французских портах Средиземного моря идет спешная подготовка к
какой-то крупной морской операции. В Тулоне, Марселе и ряде других портов
велось усиленное вооружение боевых кораблей, оборудование большого числа
транспортов и сосредоточение значительного количества войск. Это шли
приготовления к задуманной Бонапартом и принятой Директорией Египетской
экспедиции. Но для отвлечения внимания от истинной пели экспедиции
распространялись ложные слухи о намечаемом вторжении в Англию, десанте на
Балканский полуостров, вероятном союзе между Директорией и Оттоманской Портой и
вторжении французского флота через открытые Турцией проливы в Черное море.
Обеспокоенный полученными сведениями, Павел I уже в начале
февраля приказал Черноморскому флоту под начальством Ушакова спешно готовиться
к началу кампании, а до его готовности организовать с помощью крейсеров
наблюдение у берегов Крыма, в районе Керченского пролива и от Аккермана до
Тендры.
В указах Павла Мордвинову и Ушакову высказывалось опасение о
возможности вовлечения Турции в союз с Францией и предлагалось, усилив
бдительность на море, надежно прикрыть берега от покушений противника. Ушаков
деятельно готовил флот в составе 12 линейных кораблей и больших фрегатов,
выслав легкие крейсера в море для действий между Севастополем и Одессой.
Распространяемые агентами Бонапарта слухи сеяли тревогу и
вызывали усиление военных мероприятий. В начале апреля были получены сведения,
что французы уже вводят свой флот в Мраморном море, и Ушакову было приказано
выйти в море для отражения покушений противника. 23 апреля последовал новый
рескрипт Павла I на имя Ушакова:
«Вследствие данного уже от нас вам повеления о выходе с эскадрою
линейного флота в море и занятии позиции между Севастополем и Одессой,
старайтесь наблюдать все движения как со стороны Порты, так и французов, буде
бы они покусились войти в Черное море или наклонить Порту к каковому-либо
покушению».
Таким образом, еще весной 1798 г. в Петербуге не знали, с кем
придется воевать Черноморскому флоту: с французами или с турками? или с теми и
другими?
И чем более распространялись слухи о загадочных военных
приготовлениях в Тулоне, тем более в Петербурге крепла мысль, что удар вернее
всего будет направлен против русских черноморских берегов.
13 мая 1798 г. последовал новый рескрипт Павла:
«Господин вице-адмирал Ушаков.
Коль скоро получите известия, что французская военная эскадра
покусится войти в Черное море, то, немедленно сыскав оную, дать решительное
сражение, и мы надеемся на Ваше мужество, храбрость и искусство, что честь
нашего флота соблюдена будет, разве бы оная (эскадра) была гораздо превосходнее
нашей, в таком случае делать Вам все то, чего требует долг и обязанность, дабы
всеми случаями мы могла воспользоваться к нанесению вреда неприятелям нашим».
Таким образом, одним из толчков, предопределивших в дальнейшем
выступление Павла против Франции, был взволновавший всю Европу выход из Тулона
флота с 36-тысячной экспедиционной армией под начальством Бонапарта. Как мы
видели, когда сначала готовилась, а затем отправилась в свой загадочный путь
эта экспедиция, в Петербурге уже было решено принять немедленно меры
предосторожности. Куда направляется Бонапарт? В Ирландию (как сам он нарочно
распускал слухи)? В Константинополь? В Египет?
Что Бонапарт высадился в конце июля 1798 года в Александрии и
что не успевший помешать этому Нельсон все же разгромил французский флот 1
августа при Абукире, в России узнали очень нескоро. Но одновременно с
известиями об этом пришло сообщение и о захвате французами Мальты. Считая себя
великим магистром Мальтийского ордена, Павел принял это как вызов. И хотя
высадка французов в Египте рассеивала пока опасения за Черное море, но
опасность дальнейшей агрессии на Ближнем Востоке побудила Павла предложить
Турции союз для совместных действий «против зловредных намерений Франции».
Беспокойство в России внушало именно последнее. Дипломаты,
генералы и адмиралы, выросшие в традициях и воззрениях екатерининских времен,
знали, что при старом французском режиме неизменным принципом французской
политики была всемерная поддержка Турции и в ее борьбе против России я что
упорное стремление упрочить свои торговые интересы на востоке Средиземного
моря, а если повезет счастье, то, и на Черном и Азовском морях долгими
десятилетиями руководило всей дипломатической деятельностью версальского двора.
Революция в этом отношении мало что изменила, и марсельская буржуазия с таким
же искренним сочувствием приветствовала политику Директории в Леванте, с каким
встречала, всегда враждебная России, планы и действия на Востоке министра
Людовика XV — герцога Шуазеля или министра Людовика XVI — графа Верженна. Но
гремевшая уже по всему свету слава молодого завоевателя Италии Бонапарта
придавала всем слухам и предположениям о новом его предприятии особенно
тревожный характер. Было ясно, что если Бонапарт направится на Константинополь,
то, добровольно или по принуждению, Турция непременно вступит с ним в союз, и
соединенная франко-турецкая эскадра и десантный флот войдут в Черное море.
Султан Селим III и его диван боялись французов именно потому,
что на этот раз «союз» с Францией крайне легко мог превратиться в завоевание
французами части турецких владений. При этих условиях предложение Россией союза
для совместной борьбы против грозящего нашествия было встречено Портой вполне
сочувственно, тем более, что, кроме России, в этом общем антифранцузском
наступлении должны были принять участие Австрия и Англия.
Дальше